– Вы не можете не знать господина Бриквиля, хозяинамеблированных комнат…

– Могу вас заверить, молодой человек, – всех своихдолжников я прекрасно помню… Вас это удивляет?

– Он вам должен полтораста пистолей…

– Вот именно. И срок уплаты истек.

– Ну да, я знаю. Вы имели наглость привести госпожуБриквиль в совершеннейшее расстройство… Она рыдает, черт побери! Что вы себепозволяете?

– Я?! – изумился г-н Перраш, подняв брови внешуточном удивлении. – Я всего лишь напомнил ей, что срок уплаты истек, ия в соответствии со своими законными правами могу выставить на торги ихдомашнюю обстановку…

– Вот об этом и речь! – воскликнулд’Артаньян. – Как вы посмели надоедать женщине?

– Надо вам знать, юноша, что по законам французскогокоролевства жена вправе произвести уплату по векселям мужа в случае, еслипоследний отсутствует…

– Но у нее нет сейчас таких денег!

– В таком случае, придется распродать обстановку…

Все грозные взгляды д’Артаньяна и его вызывающий тонразбивались о ледяное спокойствие этого субъекта, словно волны о стенуберегового укрепления. Д’Артаньян с неудовольствием отметил, что теряетинициативу.

– Послушайте, как вас там, Перраш… – сказал онтоном ниже. – В конце концов, нет таких положений, из которых нельзя былобы найти выход… Вскоре Бриквиль вернется и уплатит вам сполна… Его жена тутсовершенно ни при чем, а вы довели ее до слез…

Перраш с любопытством воззрился на него бесцветнымиглазками:

– Любопытно бы знать, отчего вы столь близко к сердцупринимаете горести и треволнения госпожи Бриквиль? А! Я понял! Вы, должно быть,ее кузен из провинции или другой близкий родственник, только что прибывший вПариж, исполненный родственных чувств, но совершенно незнакомый со стольскучными материями, как векселя и закладные?

Все это было произнесено с видом крайнего простодушия, нод’Артаньян, несмотря на молодость, кое-что повидал в этой жизни и был убежден,что простодушный ростовщик – явление столь же редкое, как человек с двумяголовами или чиновник, не берущий взяток.

– Что за глупости вы несете! – воскликнулд’Артаньян, чуть покраснев под проницательным взглядом ростовщика и, мало того,сознавая, что тот это заметил. – Долг всякого подлинного дворянина –встать на защиту дамы…

– Такое поведение делает вам честь, молодойчеловек, – с непроницаемым видом сообщил Перраш.

– Послушайте, – сказал д’Артаньян. – Я вамнастоятельно предлагаю: дождитесь возвращения Бриквиля…

– Один бог знает, когда он соизволит вернуться, –ответил Перраш. – Ну, а ежели, не дай-то бог, он по дороге утонет в рекеили станет жертвой разбойников? – Похоже, затронутая тема пришлась ему повкусу, и он с некоторым даже воодушевлением продолжал: – Путник может сломатьшею, упав с лошади, отравиться насмерть трактирной пищей, стать мишенью молнии,умереть от удара, заполучить…

– Вы надо мной издеваетесь? – зловещепоинтересовался д’Артаньян.

– Помилуйте, как я смею? Я просто добросовестноперечисляю все дорожные случайности… Кто мне заплатит, если с Бриквилем что-топодобное стрясется? Лучше уж не рисковать и получить свое, пока естьвозможность. И потом… Молодой человек, в каждом ремесле есть свои незыблемыеправила. Если станет известно, что я простил одного должника, все остальные тутже решат, что меня можно разжалобить первой с грехом пополам придуманнойсказочкой или причитаниями… Нет, такого нельзя допускать! Дело не вочаровательной госпоже Луизе, а в принципе!

– Да вы просто людоед!

– Я, сударь? – воскликнул задетый не на шуткуПерраш. – Клянусь телом Христовым и смертными муками Спасителя нашего, чтоя ни разу не набрасывался на людей из-за угла где-нибудь в темном переулке и неприставлял им нож к горлу, требуя принять от меня некую сумму взаимообразно! Провалитьсямне на этом месте, ко мне всегда приходят сами!

– Значит, вы отказываете?

– С прискорбием, молодой человек, с величайшимприскорбием!

Д’Артаньян, опершись обеими руками на край стола, навис надним:

– Да я вам уши отрежу!

– Вынужден вам заметить, юноша, что у вас чересчурбедная для уроженца Гаскони фантазия, – ответил Перраш, зевнув отскуки. – Уши мне обещали отрезать раз двести. А также – повесить вверхногами на моем же собственном крюке для лампы, четвертовать, удавить, содрать кожу,набить из меня чучело, разорвать на кусочки, стереть в порошок… Прямо-такиудручает порой бедность выдумки…

– Ах ты, каналья! – взревел д’Артаньян. – Тыпопросту до сих пор не имел дела с гасконцами…

Одному богу ведомо, что за жуткие вещи произошли бы вкабинете ростовщика мигом позже, но в эту самую секунду дверь с трескомраспахнулась, вновь избороздив тяжелой медной ручкой многострадальные обои изтисненой кордовской кожи, и на пороге показался побитый слуга в компании трехили четырех сотоварищей, прихвативших в качестве убедительных аргументов длябеседы кто каминные щипцы, кто кухонный вертел.

– Ах, вот как? – воскликнул д’Артаньян,поворачиваясь к ним лицом и подбоченясь так, чтобы они в должной мере моглиоценить его арсенал. – Нет уж, второй раз такая штука со мной не пройдет!Я вам сейчас покажу, канальи, как нападать на гвардейца!

И он, не колеблясь, схватился за шпагу.

– Гильом, Жан! – укоризненно произнес г-нПерраш. – Вы подумали, что будет говорить о нравах этого дома наш юныйгость? Право же, он решит, что Перраш держит в услужении неотесаннуюдеревенщину! Сейчас же убирайтесь вместе с этими сугубо мирнымиприспособлениями… а вы, Эсташ, задержитесь, на случай, если мне придетсяпослать за полицией…

После короткого замешательства все, кто был, если можно таквыразиться, вооружен, покинули комнату с недовольным ворчанием, а наглый слуга,скрестив руки на груди, привалился к косяку двери с самым многозначительнымвидом.

– Передайте вашей… родственнице, молодойчеловек, – победительным тоном начал Перраш, – что ваш визит толькоукрепил меня в прежнем решении. Ни минуты отсрочки, слышите? А вам я посоветуюпобыстрее удалиться из моего дома, иначе этот вот расторопный слуга мигомсбегает за комиссаром полиции, а уж он-то вам втолкует, что мы живем при таком правлении,когда не позволено являться грозить человеку, одолжившему свои собственныеденьги с самыми добрыми намерениями… И получившему взамен визит наемногобретёра…

– Эй вы, полегче на поворотах! – вспылилд’Артаньян. – Я вам не наемный бретёр!

– О, прошу прощения! – моментально сбавил тонПерраш. – Я и забыл, что вами руководят самые благородные побуждения. Ах,эта счастливица Луиза! Благородные господа наперебой спешат встать на еезащиту… Увы, молодой человек, каковы бы ни были ваши побуждения, они не меняютдела. Вы сами уйдете или все-таки сбегать за комиссаром?